Тщеславие и гордость обесценивают любое дело
Некий
брат жил в общежитии и все обвинения, которые возлагали на него братия,
даже обвинения в любодеянии, принимал на себя. Некоторые из братий, не
зная его подвига, начали роптать на него, говоря: “Сколько он наделал
зла и не хочет даже работать!” Настоятель, зная о его подвиге, говорил
братиям: “Для меня приятнее одна циновка работы этого брата, сделанная
со смирением, чем все ваши, сделанные с гордостью”. Чтоб доказать судом
Божиим, каков этот брат, авва велел принести циновки братии и циновку
работы обвиненного брата. Потом развели огонь, и авва положил в огонь
все циновки. Работа роптавших братий сгорела, но циновка смиренного
брата осталась неповрежденной. Братия, увидев это, просили прощения у
брата. С тех пор они считали его своим отцом.
(Св. Игнатий Брянчанинов. Отечник).
Святой Пахомий сидел однажды с некоторыми старцами вне келии, беседуя с
ними о слове Божием. В это время один брат пред дверью своей келии
приготовлял рогожу. Он работал с особенным старанием и в этот день успел
сплести две рогожи. Он ожидал себе похвалы от аввы Пахомия. Видя его
душевное состояние, Пахомий сказал своим собеседникам: "Не видите ли вы
этого несчастного брата? Он потерял сегодняшний труд, так как возлюбил
славу от людей более, чем славу от Бога; он самого себя утомил и душу
свою лишил всякого успеха и прибыли".
Пахомий призвал этого инока
и строго укорял его за его мысли. Потом, смягчая свое обличение,
Пахомий велел ему принести эти две рогожи, когда братия соберутся в
церкви, и просить у иноков прощения и молитв. То же он должен был
сделать и в трапезе во время обеда. Чтобы еще более уврачевать его душу,
Пахомий велел ему безвыходно сидеть в келии, ежедневно приготовлять по
две рогожи вместо одной, есть только хлеб и соль, ни с кем не
разговаривать, кроме одного брата, который будет доставлять ему хлеб, и
усердно просить у Бога прощения в своем грехе. Это наказание было
направлено прямо против главной страсти монаха: он должен был в
наказание делать то, что прежде делал по тщеславию. Наказание постоянно
напоминало ему допущенный им грех и должно было возбудить в его сердце
живейшее раскаяние. Он дорожил похвалою Пахомия: конечно он не мог не
понять, что великий авва не без основания так строго наказал его,
обличив прежде пред всеми. ...
Когда в каком-нибудь подвижнике проявлялась хотя бы одна добродетель, не испорченная тщеславием, святой Пахомий радовался и этому малому преуспеянию брата и тщательно лелеял его добродетель, видя в ней залог его спасения. Святой Пахомий не желал, чтобы иноки предавались строгим подвигам по принуждению, а не по собственному влечению. Об этом красноречиво свидетельствует следующий случай из жизни киновии.
Однажды, когда святой Пахомий после посещения других монастырей возвращался в ту обитель, где он постоянно жил, братия вышли приветствовать его. При самой встрече один юноша громко заявил ему, что с того дня, как Пахомий их оставил, им не готовили ничего ни из зерен, ни из овощей. Святой Пахомий кротко и приветливо ответил ему:
- Не печалься, сын мой; отныне я займусь вашими делами и позабочусь о вашей пище.
Войдя в монастырь и сотворив в церкви молитву, Пахомий пошел прямо в поварню. Повара плели рогожи, Пахомий спросил главного повара:
- С какого времени ты не готовил похлебки для братии? Оказалось, что уже два месяца, как он ни разу не готовил им похлебки. Пахомий спросил его:
- Почему ты так поступал, когда правила повелевают подавать похлебку братии во все субботы и воскресенья?
Главный повар ответил, что братия из любви к подвигам не едят похлебки, довольствуясь небольшим количеством овощей и масла; прежде похлебка, приготовленная с маслом, выбрасывалась вон; теперь он назначил одного брата доставлять на трапезу маслины, овощи, уксус, а сам он и другие с ним трудятся над изготовлением рогож. За это время было приготовлено в поварне пятьсот рогож.
Пахомия глубоко опечалило самоволие заведовавшего кухнею монаха. Приказав сжечь самовольно приготовленные рогожи, святой Пахомий строго заметил этому иноку, что он своим сверхдолжным усердием оказал пренебрежение к правилам. Притом же и воздержание иноков в этом случае было уже не делом свободного произволения, а следствием необходимости: никто уже не имел возможности проявить свое усердие, все постились поневоле.
- Что касается меня, - говорил святой Пахомий, - я бы предпочел приготовить кушанья разных видов и сварить всякого рода плоды и поставить все это пред братиями, чтобы им, если они будут обуздывать свои желания и добровольно, ради подвига, отказываться есть это, совершить великое и доброе дело пред Богом. Если на трапезе не подавать разрешенного уставом, то немощные братия не могли бы достаточно подкреплять свои упадшие силы: они могут совершенно ослабеть. Притом между братиями есть много новоначальных, из которых некоторые очень юны и слабы телом: они не могут в иноческих подвигах сравниться с совершенными. Им было бы особенно тяжело, если бы даже по субботам, воскресеньям и праздникам их лишали варева: они могут предаться унынию от непривычной для них строгости жизни.
Какой правильный взгляд на дело! Какая благоразумная строгость к нарушителям правил, какая забота о сохранении порядка в общежитии, какая любовь к немощным братиям слышится в этом выговоре повару, нарушившему правила о пище по чрезмерной ревности о воздержании!
При использовании материалов сайта ссылка на источник обязательна
