Лого Вера Православная
Сайт создан по благословению настоятеля храма Преображения Господня на Песках протоиерея Александра Турикова

Система Orphus





Валентина Ульянова

Паутина *



Господа Бога святите в сердцах ваших; будьте всегда

готовы всякому, требующему у вас отчета в вашем
уповании, дать ответ с кротостью и благоговением.
(Петр. 3, 15).

Соня гуляла в парке с младшей дочерью, когда они подошли к ней. Вокруг сиял и радовался летний безоблачный день, и ничто не предвещало беды, подошедшей к ней вместе с ними.

- Добрый день, - вежливо поздоровалась одна из них.

Соня увидела перед собой двух немолодых, аккуратно причесанных, одетых в опрятные платья женщин.

- Добрый день, - удивленно ответила Соня.

- Какая чудная малышка у вас! - продолжала одна из них, с умилением разглядывая Иринку. - А позвольте узнать, как вы воспитываете ее? Учите ли вы ее верить в Бога? От матери так много зависит! Вы - верите в Бога?

- Да... - протянула Соня.

Женщины радостно закивали, и та, что постарше, спросила заботливо:

- А знаете ли вы имя Бога?

- Нет, - растерялась отчего-то, как на экзамене, Соня. - А как... Его имя?

- А вот давайте-ка мы присядем, - оживились женщины, увлекая Соню к скамейке, - и все вам расскажем!

И сейчас же перед ней оказалась Библия, и нежданные собеседницы, уверенно раскрывая ее то там, то здесь, стали показывать ей ровно подчеркнутые розовым фломастером строки и объяснять, что они значат, какой глубокий заложен в них смысл.

Соня заслушалась.

- Интересно? - с удовольствием отметила старшая из них. - Еще бы! У нас интересно! Больше вы нигде такого не узнаете. Приходите к нам, на наши занятия, сами убедитесь! Вот наш адрес... - она открыла сумочку. - Меня зовут Любовь Сергеевна, вот здесь и телефончик мой, - она протянула Соне две бумажки. - А ваш телефон можно спросить, Сонечка?

На следующий же день Любовь Сергеевна позвонила ей и пригласила вечером зайти "на огонек" по данному накануне адресу.

И Соня пошла. И ей понравилось. Все было на редкость учтиво, все были так вежливы, внимательны, предупредительны. Рассказывали о том, чего она не знала. Любовь Сергеевна сидела рядом с ней и ласково, ненавязчиво опекала ее: дала ей ручку и блокнот, помогала побыстрее открывать Библию на том месте, о котором говорила женщина, руководившая занятиями, - Магда, как ее все запросто здесь называли.

- Убедитесь сами, что это так, - объяснив что-либо, говорила она с приятным, мягким американским акцентом, и все сосредоточенно читали соответствующий стих.
И Соня читала и как будто убеждалась, хотя и было ей многое непонятно. "Но уж эти люди, конечно, знают, о чем говорят, - думала она, - и я постепенно разберусь".

- Прочтите еще раз, - обращалась Магда уже прямо к ней.

Соня читала еще раз - и кивала. Да, конечно, это так и есть, как они говорят. Любовь Сергеевна рядом довольно и ласково улыбалась.

"Как все это мило и хорошо!" - думала Соня.

И она стала ходить туда, и ходила полгода, и в вечера, когда она пропускала занятия, ей уже не хватало их, ее тянуло туда, в уютную, светлую комнату, в круг неизменно вежливых, опрятных, доброжелательных людей.

Но что-то изменилось, что-то было не так. Словно какая-то тень легла на всю ее жизнь, приглушая и свет ее, и краски, и радости. Смутная тоска кралась следом за ней и порой, улучив момент, овладевала ею с такой силой, что Соня не знала, куда себя деть. Что-то было не так, но Соня не позволяла себе и подумать, что это связано со "свидетелями Иеговы". Она безусловно верила всему, что ей говорили там, - ведь они подтверждали все Библией, которую так хорошо знали! И это были такие добрые, милые люди! Она уверяла себя, что все дело в ее не слишком-то молодых годах, в том, что здоровье невозвратимо ушло во вторую, позднюю, дочь, в усталости... И все продолжалось по-прежнему.

Но вскоре заболела Иринка. Следом за ней в тяжелейшем гриппе слегли старшая дочь и муж. Наконец настал и Сонин черед. "Зима! - думала она. - Эпидемии. Это всегда так".
Но Ириночка заболела опять, и еще тяжелее, чем прежде. И тогда, бессонной ночью, в страхе вслушиваясь в тяжелое, частое, горячечное дыхание дочери, Соня подумала: "Может быть, то, что я делаю, не угодно Богу? Ведь я хожу... в секту!"

Она содрогнулась. Это слово, страшное, как приговор, впервые пришло ей в голову. Оно само говорило за себя. Оно было беспощадно.

Ее родители, ее деды и прадеды верили не так, совсем не так - она видела это теперь слишком ясно. Вся Россия тысячу лет верила не так. Почему она до сих пор была так равнодушна к этому?! Воспитанная без веры, она была как чистый лист - и пассивно позволила писать на этом листе то, что хотелось другим. А если правда - не у них?..

Соня упала на колени прямо возле кроватки дочери.

"Господи! Как только Ириночка выздоровеет, я сразу пойду в церковь! - закричала она внутри себя. - Только пусть она выздоровеет!"

Девочка беспокойно повернулась в кроватке, всхлипнула и закашлялась. Соня вскочила и склонилась над ней. Мутные глазки ребенка приоткрылись и снова закрылись, точно закатились. Кашель перешел в хрип, потом - в тонкий, неутихающий свист. Багровые пятна на щечках разгорелись ярче. Лекарства не помогали. Соня выпрямилась. "Господи... - беспомощно попросила она. - Господи, помоги ей! Я больше никогда не пойду туда..."
Утро принесло облегчение. Через неделю девочка выздоровела. Было ли это чудо, Соня не знала. Но знала твердо, что к "свидетелям" не пойдет ни за что. Она отвезла Иринку погостить к родителям мужа и пошла в церковь.

Шла вечерняя служба. Церковь была полна, но ни говора, ни шума шагов не было слышно. Среди молитвенной тишины тихо и стройно пел невидимый хор. Сладко пахло воском и ладаном. Жарко пылали на высоких подсвечниках свечи перед иконами. Соня, смутившись, всмотрелась в них. Ее полгода учили не верить ни в каких святых. Ее полгода учили презирать поклоняющихся иконам как идолопоклонников. Она отвела глаза от икон. И увидела высокий Крест. Она содрогнулась, но не могла отвести расширенных глаз от ладоней Христа, пронзенных гвоздями, от алых капель крови, стекающей из ран... Наконец, сделав усилие над собой, она отвернулась, физически ощущая боль, тесноту и тоску, растущие в сердце. Она не вмещала этого, она не могла этого понять! Ее учили, что распятие - это позорная, страшная, мучительная казнь и поклоняться кресту - безумие!

Потупясь, ни на кого не глядя, она отошла назад и встала в уголке у стены. Ей хотелось стать как можно менее заметной, чтобы никто из людей, молящихся вокруг, не понял, что она среди них чужая, что она не понимает и не принимает здесь ничего.

"Яко милостив и Человеколюбец Бог еси, и Тебе славу воссылаем, Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне, и присно, и во веки веков!" - возгласил в алтаре священник, и хор мелодично пропел: "Аминь!" Все вокруг Сони благоговейно перекрестились и поклонились.

Соня застыла. Она ничего этого не могла! Ее учили, что крестное знамение - это суеверие и язычество. Ее учили, что есть только Один Иегова, а Троицы ни понять, ни представить себе невозможно и потому Она - выдумка, отвлекающая от поклонения истинному Богу. Соня украдкой, как преступница, огляделась. Ей казалось, что все вокруг должны видеть, что она - инородное тело здесь, что вот сейчас кто-нибудь ее разглядит, и обличит, и с позором прогонит. Священник, в стороне принимавший исповеди, в этот момент посмотрел на нее. Соня встретилась с ним глазами, вздрогнула, сжалась. В груди ее что-то метнулось, затрепетало, словно пойманная птица, и неуемный, необъяснимый ужас охватил ее. Она повернулась и быстро пошла к выходу...

На улице она замедлила шаг, с облегчением вздохнула, огляделась. Город жил обычной вечерней жизнью. Под темно-фиолетовым небом пылали оранжевые круги фонарей, уютно светились окна домов, огнисто мерцал и поскрипывал под ногами недавно выпавший снег. Оживленно переговариваясь, торопились куда-то люди; румяные, плотно одетые девушки торговали с лотков фруктами, булочками и пирожными. Да, все вокруг было по-прежнему, только в ней, в Соне, все переменилось. Только теперь она поняла, как безнадежно запуталась. Она ничего не понимала, она не верила ни во что, она не доверяла даже самой себе. И некому был ей помочь, не к кому было ей обратиться. Она осталась одна, безнадежно одна, со всеми своими "знаниями", опутавшими ее, как паутина: будешь биться, чтобы вырваться, - только туже затянутся, удушая, крепкие липкие нити, только сильнее почувствуешь, что пропала!

Соня шла, безрадостно глядя на мерцающий снег, медленно погружаясь в подавленное бездумье. Но, на счастье, долог был ее путь. И постепенно стихло смущение неприятия, рассеялась тоска, и в затихшей ее душе проявилось то, что одно было истинно. Соня вдруг поняла, как хорошо было в церкви. Что-то такое было там, что почувствовала даже она. И теперь еще как будто осталось в ней, возле сердца, частичка тепла, унесенного оттуда. Она сладостно согревала, утешала, звала...

Потрясенная, Соня вслушивалась в то, что коснулось ее души. Впервые в жизни она поняла, что значит - духовная радость. Но все прошло; исчезло, оставило ее утешение, она недостойна была его. Она не ходила в церковь, не молилась, она была там чужой.

Но как ей пойти туда?! Как открыться священнику, как решиться просить его помощи?!
Для него она - отступница!


"Отступник!" - в который раз мысленно восклицал в этот горький день апостол Карп.

Обычно он спокойно и стойко переносил все лишения и несчастья, и тех, кто оступился и пал, он кротко наставлял на истинный путь. Но сегодняшний случай отчего-то совершенно разрушил его мирное устроение. Негодование неутолимым пламенем охватило его.

Как мог этот безумец, крестившийся во Христа Иисуса, почитавшийся всеми христианином, знавший, что все, что имеем мы, мы имеем милостью Божией, как мог этот безумец, чьи грехи омыл Своею пречистою кровью Спаситель мира, - как мог он сделаться снова язычником?! Соблазниться льстивыми речами злочестивого?! Отступиться, предать?!

- Отступник! Иуда!

Вот и полночь уже наступала, и время было апостолу вставать на молитву, но тихой, покаянной молитве не находилось в нем места. Ильиною ревностью горело сердце его. "Как носит таких нечестивцев земля?! - вопрошало оно. - Как терпит их Господь?!" И само неудержимо взывало ко Христу: "Господи, низведи на беззаконников с неба огонь! Да погибнут они от праведного гнева Твоего!"

Внезапно горница его потряслась и расступилась, и апостол увидел себя стоящим на дворе. Несказанный свет осветил его.

Он поднял глаза и увидел небо отверстым и Иисуса Христа, в неизреченном свете сидящего на Престоле. В то же время и земля расступилась под ногами его. Там, в сумрачной, страшной бездне, пресмыкался огромный змей, скрежеща зубами. А невдалеке, на самом краю ее, стояли в страхе и трепете те двое, отступник и соблазнитель, кары которым просил апостол. Какие-то темные люди били их и толкали в пропасть, к чудовищному змею. Но те все удерживались и не падали.

- Да погибнут нечестивцы! - воскликнул апостол и поднял глаза на Бога. И застыл, пораженный.

Иисус Христос, встав с сияющего Престола, приблизился к тем двоим, что стояли на грани бездны, и протянул им руку. И сейчас же ангелы, окружавшие Господа, поддержали их и отвели от обрыва. Тогда Христос обернулся к апостолу и произнес:

- Подражай Мне и не желай смерти грешника, ибо Я готов за спасение людей снова пострадать, только бы люди обратились от своих лукавых путей и возненавидели свои грехи.

Апостол пал перед Спасителем ниц. [1]


Соня не видела и не помнила, как и какой дорогой она вернулась домой.

- Тебе звонила Оксана, - сообщил ей муж, читавший на диване газету. - Она зайдет через полчаса, - и смущенно добавил: - Мы с ней тут разговорились, и, прости, я сказал ей, что ты зачастила к "свидетелям"...

Соня резко обернулась к нему:

- А она что?

- Ужаснулась, - не скрыл Андрей, не одобрявший Сониного увлечения. - И сказала, что немедленно едет к нам.

- Ну и хорошо, - неожиданно заявила Соня. - Давно не виделись.

И вышла на кухню, пряча от Андрея глаза. Как же она запуталась!

Оксана была старинной, еще школьной, подругой. Когда-то, давным-давно, они сидели за одной партой и были почти неразлучны, но время шло, они поступили в разные институты, вышли замуж, - явились новые люди, новые, разные интересы, домашние бесконечные хлопоты, заботы о детях, изматывающая работа... Все это постепенно, незаметно и неуклонно разлучало, разводило, разъединяло их - и теперь они только перезванивались один-два раза в год, благо телефон всегда под рукой, а виделись и того реже.

Но старая дружба имеет особые права, и Оксана могла позволить себе не церемониться. Она не стала ни расспрашивать, ни возмущаться, ни укорять. Она просто села возле Сони, когда они остались вдвоем, и сказала:

- Давай я попробую помочь тебе разобраться, как смогу. Я привезла книги, в них все несравненно лучше, чем я могу сказать. Но думаю, что я должна тебе показать, доказать, что их надо тебе прочитать. Потому что там, куда ты ходишь, нет правды, Сонечка.

Соня молча, стесненно подняла на нее глаза. Разве так просто это доказать? Ее учили по Библии! Но она уже так хотела, чтобы подруга была права!

- А они говорят, что правда, спасение только у них, - сказала она, и это было ее объяснение, ее оправдание, ее самое страшное сомнение.

- Сказать можно все, что угодно, - спокойно возразила Оксана. - Но достаточно посмотреть, что откуда идет, - и увидишь цену таких слов. Какая вера истинна? Та, что была у апостолов? Та, источник которой - Христос?

Соня кивнула. Оксана улыбнулась:

- Эта вера по сей день твердо хранится Православною Церковью. Я объясню. Спаситель сказал о незыблемой вере: "На сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее" [2]. То есть никакие старания темных сил не уничтожат ее, - пояснила она. - Апостолы, после того как на них сошел Святой Дух, создавали, строили ее на земле, во всех странах. У апостола Павла сказано, что она есть "столп и утверждение истины" [3]: в ней и ею, Святым Духом, пребывающим в ней, стоит и утверждается истина. Вопреки всем силам зла. Те всегда пытались разрушить, уничтожить ее - ведь в ней спасение людей, что для них нестерпимо. И стали возникать расколы, ереси. Все это, обличенное верными, или исчезало, или отделялось от Церкви, а она оставалась стоять неизменной, столпом истины - и будет стоять до скончания века, по обещанию Спасителя. Вот эта-то самая апостольская Церковь, царство неповрежденной истины, и есть Православная Церковь, и самое название ее об этом говорит. А все остальные - это те, что отделились от нее, не устояв. И знаешь, как, схематично говоря, возникали ереси? В уме у человека (не без помощи, разумеется, темных сил) формировалась какая-либо "идея". Затем, чтобы обосновать ее, он подбирал, выхватывал цитаты из Писания, ложно истолковывая их, - и строил "учение". А те места в Библии, которые противоречили этой "идее" (а они обязательно были), как бы не замечались, забывались, замалчивались. Это всегда, обязательно так в любом лжеучении. И это всегда можно выявить, увидеть. Не самой, конечно, а с помощью учителей Церкви. Потому что только в Православной Церкви ничто ничему не противоречит, понимание Священного Писания сохранено в совершенной гармонии и полноте: это - "Церковь Бога живаго" [4].  Апостол Петр написал: "Никакого пророчества в Писании нельзя разрешить самому собою. Ибо никогда пророчество не было произносимо по воле человеческой, но изрекали его святые Божии человеки, будучи движимы Духом Святым" [5]. И вот то, что через пророков и апостолов Святым Духом было сказано, то Святым Духом же через святых Отцов и для нас, неразумных, было истолковано. Вот что надо читать, и никто тебя с толку никогда не собьет... Давай мы с тобой знаешь как сделаем? У тебя, наверное, есть вопросы? Или просто: ты мне говори, чему тебя там учили, а я как смогу, с Божьей помощью, постараюсь тебе изложить православный взгляд на это. Хорошо?

Соня собралась с мыслями - и начала с того, что показалось ей менее страшным из фонда ее "познаний":

- Они говорят... что священники не нужны: как может грешный человек отпускать грехи?

- Да он и не сам собой отпускает. Отпускает грехи нам Христос, искупивший нас. А священник совершает таинство как служитель Христов, как исполнитель видимых действий, как свидетель нашего покаяния, и совершает благодатью Святого Духа, переданной ему в непрерывной преемственности от апостолов. О том, что грехи исповедуем мы Самому Христу, ты и сама услышишь, когда, даст Бог, пойдешь к исповеди, в молитвах, которые будет читать священник перед таинством. "Се чадо, Христос невидимо стоит, приемля исповедание твое, - скажет он. И еще скажет: - Аз точию свидетель есмь" [6]. Христу исповедуем - Христос и очищает, разрешает нас от них, а что Он Сам так повелел совершать это таинство, вот... - Оксана нагнулась, достала из сумки Евангелие и, полистав, протянула ей, - читай: "...и говорит им: примите Духа Святого: кому простите грехи, тому простятся, на ком оставите, на том останутся" [7]. И в Евангелии от Матфея об этом есть... [8]

- Подожди! - Соня, вскочив, нашла на столе у мужа лист бумаги и ручку, снова села и попросила: - Подожди, пожалуйста, я запишу, где это сказано, - и непослушной от волнения рукой стала записывать ссылки.

Об этом ей не говорили! И это никак не согласовывалось с тем, что ей говорили... Разве что...

- А может быть, это - как о причастии - относится только к одним апостолам?

Несколько секунд Оксана изумленно смотрела на нее.

- Это они так говорят? - наконец, явно сдерживаясь от своих комментариев, произнесла она. - Зачем бы тогда и в Евангелии об этом писать?.. Нет, Сонечка, и то, и другое - неверно.

- Но в Евангелии... - начала было Соня и замолчала.

Оксана уже листала его.

- Вот, не я, а слово Божие ответит тебе. Сначала - здесь.

Соня взяла Книгу и прочитала там, где указала подруга: "Итак идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа, уча их соблюдать все, что Я повелел вам..." [9]

- А теперь вот это, - бережно перелистнула страницы Оксана. - Слушай: "Я есмь хлеб жизни... ядущий хлеб сей будет жить вовек... истинно, истинно говорю вам: если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни... Сие говорил Он в синагоге, уча в Капернауме" [10]. Видишь, Спаситель говорил это перед множеством народа, это сказано всем, и ты только вдумайся: "...не будете иметь в себе жизни"...

Соня, заглядывая в Евангелие, записывала себе ссылки. Она еще перечитает все это потом, она подумает... Но уже теперь она чувствовала, что то, казалось бы, логически нерушимое здание, которое полгода строили в ее уме "свидетели", колебалось все сильнее.

- Еще они считают, - снова заговорила она, тяжелым усилием воли выталкивая из себя слова, которые не могли не ужаснуть подругу, - что Иисус Христос... не Бог... а был сотворен Богом Отцом... а Святой Дух... не личность. И Троицы нет, а есть только Бог Отец, Иегова...

Замерев, Соня смотрела, как сжались губы Оксаны, как дрогнули темные дуги бровей над опущенными ресницами. Что скажет она?..

Оксана подняла на нее глаза, тихие, печальные, скорбные.

- Трудно поверить, что люди, читавшие Писание, могут такое утверждать. Ведь это же прямая ложь! - в ее голосе был не гнев, а тягостное недоумение.

- Они очень хорошие! - не могла не заступится Соня за своих друзей.

Оксана покачала головой.

- Я их не знаю. Бог им судья. Но я знаю наверное, что если просто, в чистоте совести, прочитать Евангелие, то непременно убедишься, что это... не так. То, что они говорят, - по меньшей мере недобросовестно. Ищущий истину находит ее. Или они не читали Евангелие? И Ветхий, и Новый Завет свидетельствуют о Божестве Христа множество раз, и свидетельствуют прямо, не иносказательно. Апостол Фома, уверившись, что Христос воистину воскрес, восклицает: "Господь мой и Бог мой!" [11]

Она раскрыла Евангелие, и Соня увидела это слово: Бог. Написанное черным по белому, с великой буквы, оно стояло перед ее глазами и - говорило.

- Сам Иисус Христос сказал: "Я и Отец - одно" [12], - продолжала Оксана.

- Где это написано? - воскликнула Соня.

- Сейчас найду... подожди... - Оксана склонилась над книгой. - Понимаешь, я ведь всегда просто читала Евангелие, с начала и до конца, и специально ничего не учила... Вот, нашла.

Соня сама прочитала: да, да, так и было написано! - и записала главу и стих. Голова ее начинала как будто слегка кружиться... А Оксана продолжала, не заглядывая в Книгу:

- А как начинается Евангелие от Иоанна? "В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог... [13] И Слово стало плотию, и обитало с нами, полное благодати и истины, и мы видели славу Его, славу, как единородного от Отца" [14]. Читаешь? И дальше - свидетельство Иоанна Крестителя о Христе... А теперь посмотри третий стих: "Все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть" [15]. Им создано все, что только создано, понимаешь? Это - прямо о том, что Христос - Творец, а не создание. Епископ Леонтий Кесарийский сказал, что иначе пришлось бы утверждать, что Он создал и Самого Себя [16].  Это было давным-давно, на первом Вселенском Соборе, обличившем ересь Ария. Тогда же Евстафий Антиохийский обратил внимание всех на слова из Ветхого Завета: "И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему, по подобию Нашему... И сотворил Бог человека по образу Своему" [17]. Тот, Кто сказал, и Тот, Кому сказал, - Один Бог, видишь?![18] И еще много есть об этом в Писании, я тебе дам ссылки потом и принесу почитать книгу о Вселенских Соборах.

- А... - Соня вспомнила один из "уроков", - почему же Христос молился Богу... если Он Сам - Бог? Они говорят, не мог же Он молиться Сам Себе?

- Христос молился Богу Отцу, это так прямо и написано в Евангелии, посмотри, к примеру, Евангелие от Иоанна, семнадцатую главу... Видишь? Воскрешая Лазаря, Господь произнес слова, которые открывают одну из причин того, почему Он так делал. Смотри: "Иисус... возвел очи к небу и сказал: Отче! благодарю Тебя, что Ты услышал Меня, Я и знал, что Ты всегда услышишь Меня, но сказал сие для народа, здесь стоящего, чтобы поверили, что Ты послал Меня" [19]. Иоанн Златоуст писал, что Спаситель часто говорил "уничиженно" по снисхождению к слушавшим Его, ради немощи их и неразумия, так как они не вмещали слова, соответствующего Его величию, и соблазнялись о Нем. Вообще же евангелисты замечают в Нем много человеческого, и это для того, чтобы показать, что Его воплощение истинно, что Он действительно был облечен нашим естеством. И еще: Он зачастую поступал как человек, чтобы Своим примером научить нас, что нам должно делать в тех или иных обстоятельствах [20]. Надо различать, когда Он поступал как Бог, а когда - как Человек. Как Человек он скорбел о Лазаре и прослезился, идя ко гробу его, а как Бог - воскресил его. Как Человек Он алкал и жаждал, а как Бог - насытил пятью хлебами пять тысяч человек. Как Человек Он заснул в лодке, а как Бог - утишил бурю. Как Человек он сказал: "Душа Моя скорбит смертельно" [21], а как Бог преподал апостолам мир Свой и послал от Отца Духа Святого [22].

- А Святой Дух? - робко напомнила Соня.

Оксана кивнула:

- "Не личность", говорят? А как же сказано: "Сам Дух ходатайствует за нас воздыханиями неизреченными" [23], и еще: "Дух дышит, где хочет, и голос Его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит: так бывает со всяким, рожденным от Духа"? [24]

- Это... где? - растерялась Соня.

Подруга, полистав, протянула ей Книгу. Соня прочитала, перечитала... Она понимала, что "свидетели", конечно же, как-нибудь да толкуют эти слова... Но смысл их был так ясно однозначен! Слова - свидетельствовали.

Значит, и все остальное, чему учили ее там, - такого же пошиба? И как же это она позволяла делать с собой такое? Пассивно, покорно, как малый ребенок? Где был ее ум?

- А о Троице, - улыбнулась, глядя на нее, Оксана, - мы с тобой уже читали. Что удивляешься? Не заметила? "Итак идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа" [25], - сказал Спаситель апостолам. А Иоанн Богослов написал, что о Господе Иисусе Христе "три свидетельствуют на небе: Отец, Слово и Святый Дух, и Сии три суть едино"[26]. Прочти сама, убедись. Здесь и комментарии не нужны.

И снова Соня потрясенно вчитывалась в строки, написанные черным по белому и как будто выраставшие перед ее глазами. Да, Оксана была права, здесь ничего не надо было пояснять. Слова - свидетельствовали. "Интересно, - со странным чувством подумалось ей, - что бы сказали об этих словах Евангелия "там"?"

- Конечно, - задумчиво произнесла Оксана, - мы этого не можем понять. Это - дело веры. И смирения. Но ведь нельзя же в самом деле думать, что мы, "сосуды скудельничи" [27], можем постигнуть тайны домостроительства Самого Творца! Апостол сказал: "Как непостижимы судьбы Его и неисследимы пути Его! Ибо кто познал ум Господень? Или кто был советником Ему?" [28] Даже в самом лучшем случае мы можем только видеть "как бы сквозь тусклое стекло, гадательно" и знать только "отчасти" [29]. Так говорил апостол Павел. Ну а те, что мнили о себе иначе, - падали страшно, в ереси, в погибель. Это их Спаситель назвал "делающими беззаконие" [30], "лжепророками", "которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные" [31], и предрек им страшный конец. Да... - тихо повторила она, и темные, глубокие глаза ее смотрели на Соню с грустным пониманием, - в овечьей одежде...


Великий император с невыразимым, свойственным только ему одному достоинством восседал на кресле, как на троне. Старый, седой, высокий монах смиренно стоял перед ним. Беседа протекала мирно. Константин Великий, уверенный царедворцами в совершенном обращении Ария, был настроен доброжелательно.

- Так ли ты веруешь, как заповедали веровать святые Отцы на Соборе Никейском? - задал наконец император давно ожидаемый Арием вопрос.

Арий приложил в ответ руку к груди и произнес:

- Я так верую!

Император удовлетворенно кивнул:

- Я рад, что ты вернулся в благословенное лоно матери-Церкви. Бог многомилостив: кающимся Он прощает все. И нам подобает подражать милосердию Его. Я велю святейшему патриарху Александру принять тебя в церковное общение. Уже в грядущее воскресенье тебя введут в храм, - и Константин милостиво кивнул, отпуская Ария.

Тот, не без труда сотворив поклон, удалился, демонстрируя смиренное достоинство.

Арий всегда, с молодых своих лет, обладал суровой, внушительной внешностью, выгодно сочетавшейся с простотой и скромностью обращения, и многих, очень многих подкупала эта видимость. Не потому ли в те далекие времена, когда он был всего-навсего пресвитером одной из александрийских церквей и только что начал распространять свои "взгляды", за что епископ Александрийский Александр отлучил его от Церкви, - не потому ли тогда сторону Ария приняли, кроме нескольких епископов, пресвитеров и диаконов, еще и множество девственниц Александрии? Наверное, не одна из них, глядя на строгость и скромность внешности и жизни его, уверяла себя, что он не может быть не прав...

Много воды утекло с тех пор, бесчисленные волнения и раздоры, горький плод "взглядов" Ария, охватили всю Церковь. Миновал Собор Александрийский, осудивший его. Миновал первый Вселенский Собор, осудивший его. Миновали годы ссылки за нежелание отказаться от ереси... Арий не сдавался. Немало сторонников, учеников, последователей было у него. Острый полемический ум и красноречие с возрастом не изменили ему, а седина и морщины только добавили ему внушительности. Он знал, что впечатляет! Без сомнения, думал он, он несравненно умнее всех этих ограниченных ретроградов, и он победит. Еще настанет его час. Весь мир признает его учителем и благодетелем, весь мир поклонится с восхищением его уму и величию! Весь мир повторит следом за ним, что Христос - не Бог, а только создание Бога, тварь Его. Он сумел сказать новое слово, и это - его! - слово рано или поздно будет признано всеми!

Вернувшись с приема у императора в отведенный ему покой, Арий, тонко усмехаясь, расстегнул ворот темной, скромной своей одежды, засунул руку в потайной карман, вшитый с изнанки, и вытянул тонкий пергаментный лист. Все с той же высокомерной, самодовольной усмешкой, разительно переменившей его лицо, он пробежал глазами по строкам хартии. То был его, Ариев, символ веры. Да, действительно, он так веровал! Он ничуть не солгал императору. И скоро, скоро так будут веровать все. Сегодня сделан к этому важный шаг, а в ближайшее воскресенье будет сделан еще один. Он, Арий, будет патриархом Константинополя, и тогда - никто не сможет помешать ему!

...Вызванный во дворец святой Александр, патриарх Константинопольский, отказался принять в общение Ария - как основателя ереси. Он не верил в раскаяние этого нечестивца. Он знал, что Арий горд и хитер, лукав и развратен, и не погнушается никаким обманом. Он был уверен, что Арий никогда не смирится перед анафемой его ереси, никогда не обратится к правой вере. Но Константин, великодушный Константин, поверил Арию и императорской властью назначил день для его принятия в общение с верными.

В несказанной горести возвратился святой патриарх из дворца. Он не мог этого сделать!
Между тем время летело, и вот уже кончалась суббота, отошла всенощная служба - и ничего не изменилось. Назначенное воскресенье наступало...

Тихо стало в огромном опустевшем соборе, погрузившемся в затаенный молитвенный полумрак. Давно догорели все свечи, давно все ушли, и только двое монахов, перебирая четки, сидели в притворе в ожидании патриарха. Святой Александр все еще не выходил из алтаря.

Оставшись один, в горькой тоске и слезах повергся он ниц перед престолом, и страдающее сердце его, сердце пастыря доброго, полагающего жизнь свою за овец, с пламенною молитвой припало к Богу.

Он молился, чтобы Бог взял душу его из тела, лишь бы не видеть ему того дня, в который Арий приступит к общению с верными и к Святым Тайнам Христовым. Или, молился он, пусть Господь по милосердию к Церкви Своей истребит Ария из среды живых, да не будет поругана святыня.

Так прошла эта ночь.

С великою гордостью, надменный более обыкновенного, в окружении царских сановников вышел наутро Арий из царских палат. Он торжествовал. Толпа, следовавшая за ним, все возрастала, и все возрастало показное, смиренное величие его жестов, походки, речи. До собора было уже недалеко...

Внезапно резкая боль заставила Ария содрогнуться. Он невольно схватился за живот. Растерянно огляделся. Он находился на Константинопольской площади.

- Где... здесь? - выдавил он из себя.

Спутники, взглянув на зеленоватую бледность старческого лица, догадались, в чем дело, и быстро ответили. Отхожее место было рядом, позади площади.

Арий удалился туда один. Толпа единомышленников и любопытных осталась ждать. Но время шло, а Арий не возвращался. В соборе давно уже началась литургия. Наконец решили позвать его и вошли к нему...

Арий, мертвый Арий, лежал на полу в луже крови и нечистот, и невыносимый смрад исходил от него. Чрево его разверзлось, как некогда у Иуды, и все внутренности вышли из него.

Вошедшие оцепенели в дверях. Сзади напирала толпа, крики ее становились все громче и громче, а они все не в силах были сдвинуться с места. И сильнее, чем ужас, досада, предчувствие позора, страшнее зрелища внезапной и безобразной смерти - страшнее всего была сразу ко всем явившаяся беспощадная мысль, сковавшая их, точно видение призрака.
Арий умер как Иуда. [32] 

-Да... Это была кара Божия...- Оксана вздохнула. - Так это и поняли все православные. А что ожидало душу его, страшно подумать...

И снова Соне сделалось смутно и тесно от вопросов и сомнений.

- А что... происходит с душой после смерти?

- А что говорили тебе?

- Что душа после смерти исчезает и сохраняется только в памяти Бога. Что ада нет. В Библии сказано: " душа согрешающая, та умрет" [33]. 

- Конечно, умрет - вечной смертью. Грех влечет за собой смерть души, а смерть души - вечную смерть в аду. Опять они используют фразу, вырванную из контекста, чтобы можно было ложно ее истолковать. А Христос сказал: "И пойдут сии в муку вечную... в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его" [34], "где червь их не умирает, и огонь не угасает" [35].

Соня расширенными глазами смотрела на нее. Потом выговорила:

- Это потом... А сейчас, до Страшного суда?

- Притчу о Лазаре помнишь?

Соня кивнула.

- Вот и ответ.

- А они говорят, что это только образ, иносказание.

- А у апостола сказано, что Сам Христос после крестной смерти, душою сойдя во ад, проповедовал находящимся там, "в темнице" [36]. Да и какое в этой притче иносказание?.. Воистину, над ними сбывается слово Христа: "Если Моисея и пророков не слушают, то если бы кто и из мертвых воскрес, не поверят" [37]. И ведь главное, это так и есть и по сей день: Церковь сохранила потрясающие описания таких воскрешений из мертвых, эти люди свидетельствовали о судьбе своих душ за гробом и словом, и самым слезным, нескончаемым покаянием во всю остальную их жизнь. Но и Писание об этом множество раз говорит. Вспомни Преображение Господне. "И явился им Илия с Моисеем; и беседовали с Иисусом" [38]. Смотри: апостолы видели живого пророка Илию (ведь он не умер, а живым вознесся на небо) и душу пророка Моисея. И заметь: внешне для апостолов между ними не было никакой разницы. И Моисею хотел сделать кущу Петр! А тень Самуила, которая явилась царю Саулу? А слова Спасителя разбойнику: "Ныне же будешь со Мною в раю" [39]?

Соня опустила, спрятала глаза. Она ничего этого не знала!

- Ты совсем ничего не читала сама, без них? - негромко, без всякого возмущения спросила Оксана.

Соня молча, не поднимая глаз, покачала головой. Веки ее налились неподъемной тяжестью прозрения и стыда.

- ...А апостол Павел еще при жизни "был восхищен в рай", - услышала она утешающий голос подруги, - "и слышал неизреченные слова, которых человеку нельзя пересказать" [40]. Потому и писал: "...для меня жизнь - Христос, и смерть - приобретение... имею желание разрешиться и быть со Христом, потому что это несравненно лучше" [41]. И всем нам этого дай Бог, - Оксана молитвенно перекрестилась.

Соня перекреститься не смогла. Ее уверяли...

- Ксюша, - виновато произнесла она, - а там говорят, что креститься не надо, потому что это не нужно Богу. И вообще они не поклоняются кресту: говорят, что это было орудие страдания... позорное...

- Крест Христов - это наше спасение, наша надежда, наша защита, - голос Оксаны был по-прежнему ровен и тих, но некая внутренняя, скрытая сила вдруг зазвучала в нем, отчего-то вызвав в Соне представление пламени.

Она всмотрелась в подругу, в ее кроткие глаза. И поняла, что значит - исповедовать веру.

- Если бы Христос не принял смерть на кресте, что было бы с нами! В какой тьме проходила бы наша жизнь, какой ужас ожидал бы нас после смерти! Никакой надежды не было бы для нас. Он совершил на кресте наше спасение. Наши грехи Он искупил на нем, за нас Он страдал, за нас умер. Крест Христов - это Его безмерная к нам любовь, все покрывающая, все прощающая. Крестом нам открыт рай. Нам ли не покланяться кресту Христову?.. - она помолчала, вздохнула. - Апостол Петр написал: "Он грехи наши Сам вознес Телом Своим на древо, дабы мы, избавившись от грехов, жили для правды: ранами Его вы исцелились" [42]. А апостол Павел писал: "А я не желаю хвалиться, разве только крестом Господа нашего Иисуса Христа..." [43] О тех же, кто не чтит креста Христова, смотри, как он сказал: "...слово о кресте для погибающих юродство есть, а для нас, спасаемых, - сила Божия" [44], и еще: "...многие... поступают как враги креста Христова. Их конец - погибель, их бог - чрево, и слава их - в сраме: они мыслят о земном" [45]. Мы носим на себе крест в знак того, что подвизаемся следовать заповеди Христа: "...кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною" [46]. Потому же и крестное знамение творим. Оно и освящает нас, привлекая на нас благодать Христову, и защищает. Потому что для темных сил крест страшен, они бегут его как огня, ведь они побеждены им. Давай я тебе расскажу, как к Сергию Радонежскому однажды привезли бесноватого...


Знатного рода, некогда уважаемый князем, он сидел теперь на телеге в цепях, потому что, мучимый духом зла, обладал нечеловеческой силой, кусался, рвался и бился, разрывая порой и эти оковы. С далекой Волги в последней надежде везли его родные к преподобному Сергию. Уже ввиду обители он вдруг рванулся с такою силой, что не выдержали железные звенья, и, бросаясь на всех окружающих, закричал: "Не могу! Не хочу! Вернусь туда, откуда пришел!" Страшные вопли его были слышны даже внутри монастырской ограды. Преподобный Сергий немедленно велел братии собраться в церковь. Началось молебное пение о болящем, тот немного утих, и родным удалось ввести его в монастырь. Преподобный Сергий вышел из церкви с крестом в руке и осенил им бесноватого. Тот с диким криком отскочил в сторону и, увидев невдалеке лужу, бросился в нее, продолжая кричать: "Горю, горю страшным пламенем!" И с этой минуты исцелился. Рассудок возвратился к нему, и на вопрос: "Зачем ты бросился в воду, когда увидел Сергия?" - он спокойно ответил: "Когда привели меня к преподобному и он хотел осенить меня крестом, я увидел великий пламень, который исходил от креста и охватил меня со всех сторон. Вот я и бросился в воду, чтобы не сгореть" [47].


- Вообще, - продолжала Оксана, - в житиях святых очень много встретишь свидетельств о силе крестного знамения: какие только напасти, какие только искушения они не отражали им. Знаю, знаю, что тебя учили ничему этому не верить и чтобы понять, что в Церкви, в том, что признано и сохраняется ею, нет лжи, тебе нужно время. Подождем... Но я скажу тебе больше: то - святые, но поверь мне, что каждый православный знает силу крестного знамения на собственном опыте. Да, да, - она кивнула в ответ на Сонин недоверчивый взгляд, - на собственном духовном опыте. И ты узнаешь, как только начнешь спасаться, с помощью Божией... А о том, что это, мол, не нужно Богу, даже странно и говорить. Это еще надо такое придумать!.. Что же, они полагают, что какие-либо дела их или сами они необходимы Богу?! Они что же, чем-либо одалживают Его? Ему, уж конечно, в этом смысле не нужны ни наши молитвы, ни дела -- ничего. Господь Вседержитель всемогущ и совершенен. Он, по словам апостола, "не требует служения рук человеческих, как бы имеющий в чем-либо нужду, Сам дая всему жизнь и дыхание и все" [48]. И если Он непрерывно печется о нас, вразумляет, спасает нас, то только лишь по неизреченной Его благости и любви. Но дело спасения нашего требует и нашего произволения, и нашего посильного труда. И это нам, нам самим нужны и молитвы, и пост, и защита крестного знамения, потому что без этого нам просто не спастись.

- А они говорят, что поститься не надо...

- Не надо?.. А Христос постился сорок дней перед началом своей проповеди. Зачем? Ему, Безгрешному, пост не был нужен. Но Он, по слову Его, исполнил "всякую правду" [49], показывая нам путь ко спасению. Постился Моисей, постился Давид. Открой тридцать четвертый псалом. "Я же, когда они притесняли меня, одевался во вретище и смирял постом душу мою" [50], - писал пророк. Постились, каясь, ниневитяне. В Ветхом Завете много раз упоминается пост как необходимое делание... А в Новом Завете подобные указания однозначны. Сам Господь сказал о Своих учениках: "... и будут поститься" [51]. И больше того, изгнав беса из одержимого, объяснил им, что "сей... род изгоняется только молитвою и постом" [52]. И заповедал, как надо нам поститься: не напоказ, "не перед людьми", но перед Богом, видящим тайное [53].

- Где, где это сказано? - только и спрашивала Соня.

И снова они листали Евангелие, и все новые строчки ссылок появлялись на Сонином листочке. А Оксана продолжала:

- Ты и сама убедишься, что пост совершенно необходим, и необходим именно нашей совершенно забытой и забитой душе, чтобы высвободиться ей. Это тоже познается на опыте, и неотразимо. И знаешь, отказ от практики поста очень характерен: это свойственно почти всем, кто когда бы то ни было отходил от Церкви. Начиная с католиков. Там - везде - идет нечто вроде торговли с Богом, как бы подешевле получить спасение. Вспомни, к примеру, индульгенции. Уже у католиков было забыто, утеряно главное, чем спасается душа: духовное делание, постоянное очищение, просвещение, освящение Господом души человеческой, стремящейся к Богу [54]. И тем самым - соединение ее с Богом. А ведь это и есть смысл нашего спасения, смысл и цель нашей жизни. Для этого и Церковь Свою основал Господь, со всеми таинствами ее, которые ради этого и совершаются, этому служат.

- Смысл жизни... - повторила Соня и отважилась наконец спросить давно мучившее ее: - А там говорят, что главное - святить имя Бога, а христиане пренебрегают им.

Оксана не растерялась, не смутилась, а - улыбнулась:

- Давай откроем Ветхий Завет. Там, где рассказано, как Бог явился Моисею в терновом кусте, горящем, но не сгорающем, - в неопалимой купине. Смотри: явившись, Он говорит Моисею: "Я Бог отца твоего, Бог Авраама, Бог Исаака и Бог Иакова" [55]. Но Моисей знает, что соплеменники его, живя в Египте, привыкли к тому, что богов - множество, и каждый поэтому имеет свое имя. И оттого Моисей и просит Бога сказать ему - для евреев - Его имя. И Господь Бог, как бы снисходя к слабости человеческой, говорит тогда: "Я есмь Сущий" [56] (по-древнееврейски - Иегова), - то есть Тот Бог, Который, в отличие от ложных богов, существует вечно. Но читай дальше: "...и сказал еще Бог Моисею: так скажи сынам Израилевым: Господь, Бог отцов ваших, Бог Авраама, Бог Исаака и Бог Иакова, послал меня к вам. Вот имя Мое на веки, и памятование о Мне из рода в род" [57]. То есть явно, что последнее слово Его, а вернее, повторение того, что было сказано в начале, не менее значимо, чем первое. И знаешь, почему? Давай попробуем посмотреть поглубже. Что такое вообще имя? Оно дается, к примеру, человеку, чтобы отличить его от других людей, или богу, лжебогу, чтобы отличить его от других богов. И ни за чем иным. Но разве Господь Бог нуждается в каком бы то ни было имени? Он - Один воистину существующий, все мироздание создано Им, держится Им, Он Один всегда был, есть и будет. По сути, именно это Он и сказал Моисею. Кстати, в Ветхом Завете Бог чаще именуется Господом Саваофом, то есть Господом сил бесплотных... А вот что, наверное, важнее для тебя: в Евангелии от Иоанна Иисус Христос несколько раз назван Сущим. То же слово, та же суть: вечно существующий! Послушай, - и она, не раскрывая Евангелия, по памяти, с непередаваемо бережной интонацией заговорила: - "Бога не видел никто никогда; Единородный Сын, Сущий в недре Отчем, Он явил" [58]; "Никто не восходил на небо, как только сшедший с небес Сын Человеческий, Сущий на небесах" [59]; "Тогда сказали Ему: кто же ты? Иисус сказал им: от начала Сущий..." [60]. И вот это, потрясающее, когда Он говорит иудеям: "Истинно, истинно говорю вам: прежде нежели был Авраам, Я есмь" [61]. Поистине: "Кто имеет уши слышать, да слышит" [62]. Так что мысль иеговистов об имени Бога, вообще говоря, - мысль очень узкая, тесная и отдает как будто фетишизмом... Святой Иустин Философ когда-то давным-давно очень хорошо сказал на эту тему: "Бог не есть имя, но мысль, всаженная в природу человеческую, о чем-то неизъяснимом". Ты чувствуешь разницу в масштабе мышления?

Соня кивнула. Да, она чувствовала... как будто простор...

- А как же в молитве?.. - все же напомнила она. - "Да святится имя Твое"?..

И снова ласково улыбнулась Оксана:

- Апостол сказал: "...буква убивает, а дух животворит", и нам надо быть "служителями Нового Завета, не буквы, но духа" [63]. Речь не о мертвых буквах, а - о Боге. Сказано: "Господа Бога святите в сердцах ваших" [64]. Так как все доброе - от Него, то мы и просим Его: да будет в душах наших Он вечно благословляем и чтим за Его благодеяния к нам, и еще: да прославляется Он жизнью нашей, как сказано: "Так да светит свет ваш перед людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного" [65]. Вот что значат эти слова молитвы. Видишь, опять какая теснота и узость взгляда у "свидетелей"?.. Что еще они тебе говорили?

- Ксюша... - робко, с затаенной болью неверия начала было Соня. - А о Марии... - И осеклась, не договорила, боясь оскорбить подругу.

Оксана собралась уже отвечать, но тут Соня, решившись, быстро вставила:

- Только по Писанию!

И снова "свидетельства" "свидетелей" оказались ложью: не смутилась, не растерялась Оксана. Неколебимо спокойный, ясный, как будто несколько сожалеющий взгляд был ответом Соне.

- Я понимаю. А ведь есть еще и предание, и его достоверность утверждается в Писании же. К примеру, апостол Павел писал: "Итак, братия, стойте и держите предания, которым вы научены или словом, или посланием нашим" [66]. Но - не все сразу. Священное Писание вполне достаточно говорит о Божией Матери. Давай начнем с Ветхого Завета... Псалом сорок четвертый. "Песнь о Возлюбленном". О Господе Иисусе Христе. Этот псалом цитирует апостол Павел в Послании к евреям. Смотри, кстати, как сказано о Христе: "...помаза Тя, Боже, Бог Твой елеем радости..." [67] А вот - о Владычице нашей Богородице: "...предста Царица одесную Тебе, в ризах позлащенных одеяна преиспещрена... И возжелает Царь доброты Твоея: зане Той есть Господь Твой и поклонишися Ему... Вся слава Дщере Царевы внутрь..." - то есть ценны для Царя "доброты", сокровища Ее нравственные - пречистая душа Ее, прекраснейшая любых драгоценностей, - пояснила Оксана. - И дальше: "Приведутся Царю девы вслед Ея..." [68] Да и все, все прочти, - добавила она и замолчала.

И Соня стала читать, и каждая строка поражала ее откровением. И долго еще они листали Библию, и снова Соня записывала ссылки и слушала, слушала... И постепенно вставал перед нею дивный, благоуханный образ Пречистой Девы...

И горько стало ей за свою добровольную слепоту.

- Как все прекрасно у Бога, верно? - тихо улыбнулась Оксана. - А у тех... этого нет ничего. И знаешь... - Она пытливо посмотрела на подругу: поймет ли, можно ли сказать? - Знаешь, у меня, пока мы говорили с тобой, от всех их утверждений и толкований все сильнее делалось впечатление какой-то страшной ограниченности, поверхностности, чего-то жесткого, узкого... как будто шоры одевают на себя и других и так в эту щель и глядят, а больше ничего знать не хотят. Во всем этом чувствуется такой сухой, холодный рационализм, что... душно, тесно, темно... Жизни нет совсем. Это не вера - а схема, и схема мертвая... - она говорила медленно и мягко, явно стараясь подыскать верные, неранящие слова, и в лице ее появилось что-то жалобное от сострадания, от желания объяснить, не обидеть, помочь. - И не умею сказать, но ты, я думаю, очень скоро и сама это почувствуешь...

Соня молча кивнула. Она помнила как бы веяние простора, коснувшееся ее...

Оксана ушла.

Соня вернулась в комнату - и остановилась в недоумении. Комната изменилась. В ней словно бы стало темно, пусто и сиротливо. Но нет, поняла Соня, не изменилась она, она стала прежней. Такой, какой была до приезда Оксаны. До их разговора. Словно бы невидимый теплый свет освещал их все это время - а она и не замечала его. Но память о нем сохранилась в сердце. Соня поняла, и все затихло в ней. Она села. Ничего не хотелось делать, только думать, думать и вспоминать. Весь этот долгий вечер развернулся в ее памяти...

"Где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них" [69].

На следующий день она не удержалась и зашла к Магде. До дневных занятий "свидетелей" оставался еще целый час, и можно было спокойно поговорить. Магда встретила, как всегда, приветливо, спросила о здоровье дочерей... Наконец Соня, сбиваясь от непонятного ей самой волнения, выговорила:

- Магда... Я недавно разговаривала с подругой, и она мне указала одну цитату... где прямо говорится о Троице...

- Где эт-то? - нахмурилась Магда, и странно, сразу заметнее стал ее американский акцент.

- Первое послание Иоанна, глава пятая, стих седьмой, - коротко ответила Соня. И стала ждать.

Магда открыла свое Евангелие, с параллельным английским текстом, и несколько минут, показавшихся Соне бесконечными, читала. Вдруг что-то в лице ее неуловимо переменилось, и тонкие губы изогнулись в приторной улыбке. Соне почудилось в этом что-то до того неприятное, что захотелось отвести, спрятать глаза и отодвинуться. Но она сейчас же пристыдила себя за мнительность.

- Та... Очень просто! - сказала Магда. - Я вспомнила: они потом вставили эти слова, этого апостол не писал, - и она, все еще улыбаясь, как-то искоса, сбоку заглянула Соне в лицо.
И снова Соня, вздрогнув от неожиданного, невольного отвращения, отвела глаза.

Ей сделалось страшно. Из сладко улыбающихся глаз американки на нее как будто взглянул лукавый и злобный бес. Точно выглянул из укрытия.

Как же это раньше она не видела, какие у Магды глаза!.. И она еще приводила сюда свою старшую дочь!

А Магда все вглядывалась в нее, склонив голову набок, липко улыбаясь. Она смотрела, поверила ли Соня ее лжи.

И Соня сделала вид, что поверила, только бы скорее уйти. И ушла.

Но странно, стоило ей выйти на улицу, как все переместилось, изменилось в ней. "Что это я напридумывала себе? - вдруг изумилась она. - Магда всегда была так мила! И может быть, она правду сказала?.."

Она вернулась домой - и стала читать. С этого дня время исчезло для нее. Были лишь неминуемые, нескончаемые домашние дела - и чтение. Она начала с Евангелия и перечитала все записанные со слов Оксаны ссылки. И обнаружила, что ее пояснения врезались в память так, словно сами свидетельствовали о себе. То, что, казалось, было забыто, неотразимо вспоминалось во время чтения. Она читала книги, оставленные подругой, и убеждалась: да, Оксана действительно ничего не говорила от себя, ничего не придумывала, ей не было в этом никакой нужды. Неисчерпаемый кладезь премудрости приоткрылся Соне. А ей говорили, что только одни "свидетели Иеговы" по-настоящему, досконально изучили Писание!

Но непонятное происходило с ней: она видела, она много раз убеждалась, что Оксана права, что ей полгода внушали изощренную, изящно оформленную ложь, она понимала, что все, о чем ей "свидетельствовали" иеговисты, надо выбросить из памяти вон раз и навсегда, - и не могла. Не могла освободиться. "Уроки" "свидетелей" неотвязно вспоминались ей. Все новые и новые вопросы возникали в уме, и казались они неразрешимыми. Сомнения, невесть откуда берущиеся, отравляли чтение, отравляли молитву. Она не могла с ними справиться! Они жили сами по себе, они владели ею, командовали ею, они доводили ее до отчаяния. С ужасом увидела Соня, что она слепо, пассивно дала себя запрограммировать, и теперь эту программу ей самой невозможно было стереть из глубин, из неведомых прежде ей тайников сознания. Она опутала его, как паутина, проникла в него, как яд. Ей самой было не выпутаться.

Она пропадала.


- ...Мой драгоценный! Вот уже четыре столетия вы, христиане, заблуждаетесь сами и сбиваете с толку других людей, - миролюбиво заметил случайный попутчик-еврей молодому монаху.

Инок шел из пустыни в город продавать корзины, которые они с аввой сплели за неделю. Ноша была неудобна и тяжела, путь долог, и юноша обрадовался возможности скоротать его за беседой.

- А между тем, - ласково продолжал еврей, - Тот, в Кого вы верите, был простым распятым Человеком. Он не был Мессией. Другой должен прийти, и мы ожидаем его. Да, возлюбленный мой, не Тот, а другой будет Мессией. Это же очевидно!

Вкрадчивая речь еврея казалась безобидной. Он был так убежден в том, о чем говорил, и так ласков, доброжелателен. К тому же надо было поддержать разговор, хотя бы из простой вежливости. И юноша ответил:

- Может быть, ты и прав...

Собеседник обрадовался и снова заговорил, и речь его лилась и журчала, как ручеек. Инок шел рядом с ним, слушал, кивал...

Когда он вернулся к авве и положил на камень в углу пещеры, где они жили, узелок с купленным хлебом, авва как будто и не заметил его. Юноша поклонился и позвал:

- Авва Паисий!

Но тот, мельком взглянув на него, отвернулся, как от чужого, и продолжал плести корзину.
Инок сел на свое место и тоже принялся за работу. "Что же это?" - недоумевал он. Прошло время трапезы, приблизился вечер, но авва по-прежнему не хотел и глядеть на него, не отвечал ему, уклонялся от него, как от незваного незнакомца. Юноша в смятении не знал, что и подумать, куда встать, что делать. Наконец он со слезами припал к ногам своего святого наставника:

- Отче! За что ты презираешь меня, окаянного ученика своего?! За что ты отвращаешься от меня, как от самого мерзкого, нераскаянного грешника?!

- Кто ты, человек? - был ему ответ. - Я не знаю тебя.

- Отче! - в страхе пролепетал он, - Что ты увидел во мне странного, что не узнаешь меня?! Не я ли ученик твой?!

Тогда авва Паисий, великий подвижник Христов, столь возлюбленный Им, что любое прошение его исполнялось Богом, славнейший во всех пустынях египетских прозорливец и чудотворец, авва Паисий, смотревший не на лицо, а на душу, открытую ему, произнес:

- Тот ученик мой был христианином и имел на себе благодать крещения. Если ты действительно - он, то, значит, благодать от тебя отошла и образ христианина отнят. Скажи, что случилось с тобой на пути твоем?

- Прости меня, отче, - в недоумении отвечал ученик. - Я ничего не делал!

Но Паисий Великий сказал:

- Отойди от меня подальше вместе со всеми отрекшимися от Христа. Я не хочу говорить с тобой. Если бы ты был таким же, как прежде, то я и видел бы тебя таким, каким ты был прежде.

Юноша залился слезами и, не выпуская из рук подол власяницы старца, всхлипывая, рассказал, что в пути он беседовал только с одним евреем и что ничего плохого он не сделал...

- О чем же вы говорили? - спросил Паисий.

Ученик рассказал.

И тогда преподобный Паисий в гневе отступил от него.

- О окаянный! - воскликнул он, и юноша задрожал, потому что он никогда не слышал такого голоса у кроткого аввы. - Что может быть сквернее и хуже слов твоих?! Ты отвергся Христа! Теперь уходи, тебе нет места со мною - имя твое написано с отступниками, с ними ты и примешь и суд и муки.

Инок, в ужасе от того, что только теперь открылось ему, упал на песчаный пол, прося у старца прощения и святых его молитв.

И великий авва встал на молитву.

И вот он увидел, как благодать Духа Святого вернулась в виде светоносного голубя к ученику его и как в этот же миг из юноши темным дымом вышел, разлившись по воздуху, нечистый дух.

- Чадо! - сказал Паисий, и ласковые глаза его лучились отеческим теплом. - Чадо, возрадуйся! Вознесем хвалу Господу нашему многомилостивому! [70]


 
...Оксана пришла с полной сумкой и сейчас же выложила на стол высокую стопку книг, заложенных во многих местах тоненькими полосками бумаги.

- Будем разбираться, - улыбнулась она. - Ты... как себя чувствуешь, в духовном смысле?
- По-разному, - сдержанно призналась Соня. - Всяко бывает.

Оксана бережным, ласковым жестом положила ладонь на принесенные книги:

- Ничего. У нас такие помощники! Не пропадем... И еще... хорошо молиться тем святым, о которых читаешь: они заступятся...

- А знаешь, - не удержалась Соня, - я спрашивала там, у Магды, о тех словах из Послания апостола Иоанна, о Троице.

- И что же она тебе сказала?

- Что это вставка, - прямо ответила Соня, не сводя с подруги глаз. Как-то она ответит? Ей вдруг сделалось стыдно самой себя, но сейчас же другое чувство затмило все: она словно была на весах, и они качались - страшно...

- Вставка? - черные глаза Оксаны расширились от удивления. Но и только. - Ей просто нечего было тебе сказать. Это ниже всякой критики, обыкновенная ложь. А правду она, стало быть, знать не хочет. Помнишь, я говорила о недобросовестности? Вот и пример тебе.

Соня молчала. Она была согласна с подругой, но ей так хотелось, чтобы та сказала что-то еще, более убедительное. Почему не может быть вставки?

- Она по себе, по своим судит, - ответила Оксана на незаданный вопрос. - Они ведь издали свой "перевод" Библии, так называемый Перевод Нового Мира. Вот там действительно полным-полно вставок, искажений, откровенных подлогов. Он был подогнан под их "учение". Довольно сказать, что в его подготовке не участвовало ни одного специалиста в области греческого и древнееврейского языков - они бы им помешали! Так что это они привыкли вольно обращаться со Священным Писанием. У нас не так. В Церкви Писание неприкосновенно от самых апостольских времен, и переводы делаются очень тщательно, с максимальным приближением к бережно сохраняемым первоисточникам, смысл каждого слова, артикля, порядок слов - все глубоко анализируется. К слову, твоя знакомая уж во всяком случае не может не знать, что на ее языке Православная Церковь именуется Ортодоксальной, то есть неизменной. Так что она только обличила самое себя: каким духом "свидетели" руководятся. О нем Спаситель сказал, что "нет в нем истины; когда говорит он ложь, говорит свое, ибо он лжец и отец лжи" [71].

- Это я почувствовала, - медленно, задумчиво произнесла Соня. Что-то словно бы отпускало, освобождало ее. И она сказала благодарно: - И еще, - и это, наверное, главное, - я увидела: там все направлено против того, что только есть в вере основного... - Она не знала, как выразить то, что потрясло ее, как откровение. - Это... как прицельный огонь по всему самому важному. И ведь они там, в Америке, до последнего времени и не знали о Православии, не замечали его. А все - как будто специально против него.

- И я думала об этом, - согласилась Оксана. - Это поражает. Когда американец Рассел сто лет назад сочинял свое "учение", он, конечно, о Православии ничего не знал. Но знал тот, кто вдохновлял его. Тот, кто вдохновляет все ереси. Да, это действительно... тайна беззакония...

- Это... о чем? - неловко спросила Соня.

- В чем ее смысл? У апостола Павла об этом говорится [72]. Ну, в широком смысле - это приготовление темными силами условий для пришествия антихриста. Он, завладев властью, выдаст себя за Бога, и все, отступившие от Церкви Христовой, признают его за Христа-Мессию и поклонятся ему. Понимаешь, отступив от истинной веры, от помощи Божией, они не смогут понять, что на самом деле происходит, и примут религию, выдающую за Христа антихриста. Черты этой религии очень явно уже видны во многих "учениях". Она созревает...

- Ты хочешь сказать, что "свидетели Иеговы"... - начала было Соня, но не окончила: резко открылась дверь, и в комнату быстро, как всегда в последнее время куда-то торопясь, вошла старшая ее дочь Алла.

- Здравствуйте, - кивнула она Оксане, проходя мимо нее к книжным полкам. - Я только книгу взять, - объяснила она матери.

Обе женщины, замолчав, с удовольствием смотрели на ее стройную, стремительную фигурку. Она сразу нашла нужную книгу, гибко потянувшись, сняла ее с верхней полки, прошла к двери и вдруг, обернувшись, заявила:

- Ма, не забудь, что ты еще не крещена и не имеешь права проповедовать.

- Что-о?! - у Сони перехватило дыхание. Такие детали знали только члены организации! - Откуда ты знаешь?.. Ты что же... ходишь туда?! К Магде?!

Алла пожала плечами:

- Ты же сама меня познакомила с ней! Если ты ходишь, почему мне не ходить?
Соня молча смотрела на дочь.

- Да что ты так смотришь на меня? - возмутилась та. - Да, я три месяца хожу на дневные занятия: между институтом и библиотекой у меня остается время. Я успеваю. Мне очень нравится. Это ничему не мешает. В чем дело?

Соня молчала. Перед ее ужасом слова теряли силу и смысл. По ее вине девочка попала в ту самую сеть, из которой она сама выпутывалась с таким трудом... а она и не заметила этого! И что же делать теперь?! Наконец она выговорила:

- Я не хожу туда больше. И не хочу, чтобы ты ходила туда.

Тонкие брови девушки поползли вверх, и лицо вдруг приняло высокомерное выражение. Она сказала спокойно, даже холодно:

- Позволь мне это решать самой. Я уже не маленькая.

- А не маленькая, - пришла на помощь Оксана, - так давай поговорим как взрослые. Присядь, не торопись уходить.

Алла пожала плечиком, отошла от двери, присела на диван напротив Оксаны и подчеркнуто спокойным жестом разгладила на коленях длинную клетчатую юбку, складки которой веером легли на ковер.

- Ты совершенно права, что ты уже взрослая девушка, - мягко повторила Оксана, - стало быть, ты должна уметь думать, рассуждать, самостоятельно делать выводы из имеющейся у тебя информации. Вот и давай рассудим. Мы знаем, что апостол Павел сказал: "Один Господь, одна вера, одно крещение" [73]. И твоя мама, и ты уже крещены. О каком же еще крещении ты говоришь?

- Когда мама меня крестила, я ничего не понимала, - запальчиво заявила Алла. - А после того, как я там крещусь, я смогу проповедовать, буду сестрой-пионеркой, буду помогать другим понять...

- Но сначала бы надо понять самой, - перебила Оксана. - Уверена ли ты, что все правильно понимаешь?

- Ну да, до крещения мы и обучаемся.

- До второго крещения? - прямо поставила вопрос Оксана.

Алла молчала, и что-то замкнутое появилось в ее лице.

- Девочка моя, - ласково позвала Оксана, - ты уже крестилась во Христа Иисуса. А теперь в кого ты собираешься креститься?

Алла поджала губы. Весь вид ее говорил о том, что она считает себя понимающей то, чего собеседницам не понять.

- Вот послушай одну историю, - не отступалась Оксана. - Случилось это в 1816 году в Америке. Испанцы захватили в плен четырнадцать алеутов. А надо сказать, что с открытием русскими Алеутских островов там не только были основаны наши колонии, но и, посланные Синодом, ревностно трудились валаамские монахи, проповедуя Евангелие...


- ...Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас! - привычно произнес Семен Яновский, правитель русских колоний, перед низенькой дверью маленького бревенчатого дома.

Из кельи раздался тихий голос старца:

- Аминь.

И Яновский вошел.

Помолясь на иконы, он поклонился седому сухонькому монаху в старенькой рясе, который поднялся навстречу ему с узкой скамьи, покрытой вытершейся от времени оленьей шкурой, и, как обычно, присел на табурет возле некрашеного деревянного стола.

- Простите, отец Герман, - сказал он старцу, о котором знал, что это живой святой, - поздно я пришел, разбудил вас.

- Нет-нет, - мягко остановил его преподобный Герман, - нет, я не спал.

Ясные серо-голубые, вовсе не старческие глаза его пристально всмотрелись в лицо гостя.
- Что случилось, что так взволновало вас?

- Да... да, отче! Случилось. Я не мог не прийти сегодня же к вам, я не могу есть, не могу заснуть, я места себе не могу найти. Все это так и стоит перед моими глазами... Утром был у меня один алеут. Что он рассказал! Он и еще тринадцать товарищей его попались испанцам. Там были иезуиты, это очевидно. Они стали их принуждать принять католичество. Наши алеуты не соглашались. "Мы уже христиане",- говорили они. Тогда их с угрозами заключили в темницы. По два человека. Вечером, с фонарями и свечами, иезуиты пришли в одну из этих темниц и снова начали свои уговоры. "Мы христиане, - отвечали оба алеута, - и не переменим веры своей". Тогда иезуиты связали одного из них и стали мучить его. Отрезали у него по одному суставу пальцев на ногах, потом - по другому. Затем так же, по суставам, отрубили пальцы рук. Кровь лилась. Мученик терпел и твердил одно: "Я христианин". Ему отрубили ступни ног, кисти рук... Он умер, истекая кровью, со словами: "Я христианин!" - Яновский обеими руками стиснул виски, голос его пресекся. Сдавленным, чужим голосом он продолжал: - Мой алеут сидел, забившись в угол темницы, и наблюдал все это. Испанцы обещали на следующий день вернуться и так же "поговорить" и с ним, - и ушли. Но что-то случилось, и наутро пленников вывели из тюрьмы и повезли куда-то в другое место. И ему удалось бежать. Он дрожал и плакал, рассказывая об этом мне...

- Как имя замученного? - тихо спросил старец.

- Петр.

Преподобный Герман встал, медленно, благоговейно перекрестился и произнес:

- Святой новомученик Петр, моли Бога о нас! [74]



- Яновский тогда же доложил обо всем в Петербург. Церковь чтит память мученика Петра, - закончила Оксана и, грустно взглянув на Аллу, добавила: - Воистину, простоте его сердца было открыто то, что для многих современных интеллигентных людей - тайна за семью печатями. Ты никогда не задумывалась, Алла, почему Спаситель сказал: "Славлю Тебя, Отче... что Ты утаил сие от мудрых и разумных и открыл то младенцам"? [75]

Но Алла не услышала, не поняла ее. И Соня знала почему: не умению думать и не смирению, далеко не смирению учили у "свидетелей". Она с ужасом видела, что обучение это зашло уже очень далеко. Аллу ничуть не тронул рассказ. Она держалась по-прежнему равнодушно, даже хуже - вдруг разглядела Соня, - высокомерно равнодушно.

- Ну... - качнула она головкой, - жалко его, конечно... Но между прочим, кто доказал, что ваши святые - действительно святые? У них, может быть, миллион грехов!

- Алла! - ужаснулась Соня. Она знала, слишком хорошо знала эти аргументы, - но услышать их сейчас и от дочери, которую она всю жизнь учила добру!..

Алла даже не посмотрела на нее: она не сводила уничтожающего взгляда с Оксаны.

- Бог прославляет Своих святых чудотворениями, - спокойно ответила та. - Ты, наверное, не знаешь, что одно из условий канонизации святого - чудеса, совершаемые по молитвам к нему.
Но Алла как будто не слышала:

- Вы пишете их иконы, а сказано: "Не сотвори себе кумира и всякого подобия"!

- Эта заповедь дана была евреям потому, что в Египте они привыкли к идолопоклонству и отнюдь не считали его за грех. А святых изображений эта заповедь не запрещает, и это очень просто доказать: скажи мне, как выглядел Ковчег завета?

Алла молчала. Она не знала этого.

- Да вот, - Оксана, полистав, протянула ей раскрытую Библию. - Сама прочти. Над Кивотом завета по велению Божию были поставлены золотые херувимы с распростертыми крыльями, с лицами, обращенными друг к другу, и на завесах скинии были вытканы изображения херувимов [76].

Алла напряженно читала, глаза ее бегали со строчки на строчку.

- Ну... и что?.. - в замешательстве протянула она - и вдруг, с какою-то новою мыслью, дерзко посмотрела на Оксану. - А где написано, что они там молились Богу?

Изумленное молчание было ей ответом. Обе женщины, точно в столбняке, безмолвно смотрели на нее, - и на губах у девушки медленно стала проявляться победная улыбка.

- Аллочка, - наконец пришла в себя Оксана, - ведь это же скиния! Можно сказать, первый храм Божий! Прочитай... - она нагнулась через столик, взяла у нее Библию, быстро взглянула на раскрытую страницу, - двадцать второй стих: "Там Я буду открываться тебе и говорить с тобою", или восьмой: "...и устроят они Мне Святилище - и буду обитать посреди их" [77]. - Она снова дала Библию девушке. - На, прочитай.

Но та не стала читать:

- Все равно! В Апокалипсисе сказано, что нельзя никому кланяться, кроме Бога, а вы кому только не кланяетесь!

- Правда, и даже друг другу, бывает, кланяемся, когда просим прощения, - улыбнулась Оксана. - Мы кланяемся, признавая свое недостоинство, в смирении, а смирение, как ты знаешь, это первая заповедь блаженства. Им одним можно спастись, а без него спасения нет: через ступеньку по этой лесенке не ходят. В Апокалипсисе не о том говорится, что нельзя кланяться. Открой это место и прочитай нам: разберемся.

Алла, демонстрируя выучку Магды, быстро нашла нужную цитату.

- "И сказал мне Ангел: напиши: блаженны званые на брачную вечерю Агнца. И сказал мне: сии суть истинные слова Божии. Я пал к ногам его, чтобы поклониться ему; но он сказал мне: смотри, не делай сего... Богу поклонись" [78], - прочитала она и подняла на Оксану торжествующий взгляд.

- Дочитай до конца, - спокойно попросила Оксана.

- "...Богу поклонись, ибо свидетельство Иисусово есть дух пророчества" [79]. - и снова увидела Соня высокомерный, насмешливый взгляд дочери.

Но Оксана была по-прежнему невозмутима.

- Ну вот, теперь ясно видно, что ангел как бы говорит: "Не кланяйся мне как предсказателю будущего, ибо я, служитель Иисусов, возвестил свидетельство Его: Ему и поклонись" [80]. Но эти слова вовсе не воспрещают нам просить ангела или святого: "Моли Бога о нас". Согласись, что здесь речь совсем о другом.

Алла в растерянности смотрела на нее.

- Доченька, ведь это правда, - попыталась помочь ей Соня. И осеклась: такой раздраженный, злобный взгляд был ей ответом.

- Ну, уж Матери Его нет никаких оснований молиться, - заявила она Оксане, и Соня заметила, как содрогнулась Оксана от зазвучавшего в голосе Аллы презрения к Той, о Которой сама она говорила Соне с бесконечным благоговением. - В Писании ничего об этом нет, - обличающим тоном заключила Алла.

- А чудо в Кане Галилейской? - возразила Оксана. - Первое чудо Свое Господь совершил по предстательству Матери Своей, и конечно же, не случайно об этом говорит Евангелие.
- Где это сказано?.. - недоверчиво спросила Алла.

- В Евангелии от Иоанна. Сейчас... - Оксана раскрыла Книгу, но Алла, словно боясь, что ее переубедят, поспешила задать следующий вопрос - "обличение", как казалось ей.

- А как это у вас Божия Матерь Владимирская, Божия Матерь Смоленская, Божия Матерь Казанская?.. Что, их много, что ли, у вас? - с откровенным, издевательским презрением спросила она.

Рука Оксаны неудержимо, сама собой взлетела для крестного знамения.

- Господи, греха-то сколько, - выдохнула она.

Алла засмеялась:

- Ну-у! Лучше я с вами вообще говорить не буду!

- Нет, подожди! - почти умоляюще остановила ее Оксана. - Только подумай: что, если ты не права? Цена заблуждения высока. Цена эта, Алла, - жизнь или смерть твоей души. Не торопись, давай поговорим.

И снова с тоской увидела Соня, как усмехнулась ее дочь. Ей становилось слишком ясно, что в этом разговоре Алле нужно было только одно: сказать последнее слово, забить цитатами, победить. Она не слушала доводов Оксаны, не желала вникать в их смысл, она не допускала и мысли, что кто-то другой, кроме "свидетелей", может хоть что-нибудь понимать в вопросах веры. Она была слепа и глуха, намеренно слепа и глуха. Она не хотела знать ничего, кроме того, что вложили в нее "свидетели"! Не истина, нет, не истина была ей нужна! Но тогда - что же?

А Оксана тем временем терпеливо объясняла:

- Правильно надо говорить: икона Божией Матери Смоленская, или: образ Божией Матери Владимирский. Иконы именуются по той местности, где были обретены или долго находились и прославились чудотворениями...

Но Алла уже не слушала, она перебила ее, вновь наступая:

- А вот это прочтите! - она протянула Оксане Библию и сама, не удержавшись, процитировала: - "Иди к братьям Моим и скажи им: восхожу к Отцу Моему и Отцу вашему, и к Богу Моему и Богу вашему" [81]. Стало быть, Он - не Бог!

Оксана подавила вздох. Не сострадание только, а настоящую боль увидела Соня в ее глазах: и она тоже давно поняла, что не ради выяснения истины спрашивает ее Алла. Но нельзя было не отвечать. "Цена высока", - мысленно снова услышала Соня ее слова.

- Такого смысла здесь нет. Бог Отец для Бога Сына Отец по естеству, а для нас, искупленных им, - по благодати. Вот какая здесь мысль. Спаситель Сам сказал: "Я и Отец - одно" [82]. А вот что апостол Павел пишет об этом: "...великая благочестия тайна: Бог явился во плоти, оправдал Себя в Духе, показал Себя Ангелам, проповедан в народах, принят верою в мире, вознесся во славе" [83].

Алла склонилась над Библией.

Соня, замерев, смотрела, как она читает. Ей показалось, что целую вечность дочь ее смотрит в Книгу. Наконец она подняла голову и, не глядя на мать, заявила Оксане:

- Это не о Нем. Да кто в Него поверил?!

- Что... ты... говоришь?! - не выдержала Соня.

- Да вздор все это! - почти закричала Алла, повернувшись к ней. - Наводят тень на плетень! Ты зайди в церкви к ним, посмотри, одни убогие какие-то там! А у нас? - Она обернулась к красавице Оксане. - А у нас знаете все какие? Только посмотришь - и ясно, куда надо идти! И все стройно, четко, понятно! И ни-ка-ких этих тайн! Это у вас, - она покривилась, - все таинства, тайны!.. И никто ничего не знает, не понимает, тьма египетская! И знайте, что спасутся только "свидетели Иеговы"! И когда Христос снова придет, чтобы править на земле, и начнется тысячелетнее царство...

- Христос придет снова, чтобы судить, - устало остановила ее Оксана. - Он Сам сказал об этом. А тот, кого вы ждете, кто придет "править на земле", как ты говоришь, - антихрист. А тысячелетнее царство давно началось, со времен апостольских. Сам Спаситель сказал: "Дана Мне всякая власть на небе и на земле... и се, Я с вами во все дни до скончания века" [84]. Вот сейчас длится это царство Его, для тех, кто служит Ему в духе и истине.

Алла встала, махнула рукой:

- Да что и говорить-то с вами! Вы не знаете ничего, не понимаете! Христос придет, и мы будем править с Ним! Тысячу лет. А вы... пропадайте как хотите!

И она вышла, резко и крепко закрыв за собою дверь.

Глухая, ошеломленная тишина осталась после нее.

"Что же это? - в беспомощном отчаянии думала Соня. - Что же это?.. Что же это?!"

Тихо сидела Оксана, глядя в пространство страдающими глазами. Потрясение, пережитое ею, казалось, не вмещалось в ее уме, в ее душе.

А перед ними на маленьком столике лежала раскрытая Книга, и с белоснежной страницы ее смотрели на них слова:

"...По плодам их узнаете их. Не всякий, говорящий Мне: "Господи! Господи!", войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного. Многие скажут Мне в тот день: "Господи! Господи! не от Твоего ли имени мы пророчествовали? и не Твоим ли именем бесов изгоняли? и не Твоим ли именем многие чудеса творили?" И тогда объявлю им: "Я никогда не знал вас, отойдите от Меня, делающие беззаконие"" [85].

В передней громко хлопнула дверь.

Алла ушла.




Примечания

* Опубликовано в журнале "Москва". М.,1997, № 3, с.190-208, а также в книге: В. Ульянова. Дарованный путь. М., 2005.

1. См.: Жития святых святителя Димитрия Ростовского. Месяц октябрь. Кн.2. Изд. Введенской Оптиной Пустыни, 1993, с.83-85. См. тж. Житие св. апостола Карпа. Там же, месяц май, кн.9, с.720-722.
2. Мф. 16, 18.
3. 1 Тим. 3, 15.
4. 1 Тим. 3, 15.
5. 2 Пет. 1, 20-21.
6.Требник. Последование исповеди.
7.Ин. 20, 22-23.
8. Мф. 18, 18.
9. Мф. 28, 19-20.
10. Ин. 6; 48, 51, 53, 59.
11. Ин 20, 28.
12. Ин. 10, 30.
13. Ин. 1, 1.
14. Ин. 1, 14.
15. Ин. 1, 3.
16. Преосв. Иоанн (Митропольский). История Вселенских Соборов. М., 1995, с.37.
17. Быт. 1; 26, 27.
18. Преосв. Иоанн (Митропольский). Указ. соч., с.35.
19. Ин. 11, 41-42.
20. Св. Иоанна Златоустого избранные творения. Беседы на Евангелие от Иоанна Богослова. М., 1993. Т.1, с.321, 423, 432.
21. Мф. 26, 38.
22. См.: Соборное послание св. Льва, архиепископа г. Рима (против ереси Евтихия); Воспоминание 4-го Вселенского Собора. - В кн.: Жития святых святителя Димитрия Ростовского. Месяц август. Кн.12, 1992, с.639-676.
23. Рим. 8, 26.
24. Ин. 3, 8.
25. Мф. 28, 19.
26. 1 Ин. 5, 7.
27. Пс. 2, 9.
28. Рим. 11, 33-34.
29. 1 Кор. 13, 12.
30. Мф. 7, 23.
31. Мф. 7, 15.
32. См.: Память св. Александра, патриарха Константинопольского. - В кн.: Жития святых святителя Димитрия Ростовского. Месяц август. Кн. 12, 1992, с. 520-523.
33. Иез. 18, 4.
34. Мф. 25; 46, 41.
35. Мк. 9, 44.
36. 1 Пет. 3, 19.
37. Лк. 16, 31.
38. Мк. 9, 4.
39. Лк. 23, 43.
40. 2 Кор. 12, 4.
41. Флп. 1; 21, 23.
42. 1 Пет. 2, 24.
43. Гал. 6, 14.
44. 1 Кор. 1, 18.
45. Флп. 3, 18-19.
46. Мк. 8, 34.
47. См.: Житие и подвиги преп. Сергия Радонежского. Изд. Свято-Троице-Сергиевой Лавры, 1989, с. 113-114.
48. Деян. 17, 25.
49. Мф. 3, 15.
50. Пс. 34, 13.
51. Мф. 9, 15.
52. Мф. 17, 21.
53. Мф. 6, 16-18.
54. См.: Митр. Антоний (Храповицкий). Чем отличается православная вера от западных исповеданий.
55. Исх. 3, 6.
56. Исх. 3, 14.
57. Исх. 3, 15.
58. Ин. 1, 18.
59. Ин. 3, 13.
60. Ин. 8, 25.
61. Ин. 8, 58.
62. Мф. 25, 30.
63. 2 Кор. 3, 6.
64. 1 Пет. 3, 15.
65. Мф. 5, 16.
66. 2 Фес. 2, 15.
67. Пс. 44, 3.
68. Пс. 44; 10, 12, 14, 15.
69. Мф. 18, 20.
70. См.: Житие преподобного Паисия Великого, в кн.: Жития святых святителя Димитрия Ростовского. Месяц июнь. Кн. 10, 1992, с. 419-451.
71. Ин. 8, 44.
72. 2 Фес. 2, 1-12.
73. Еф. 4, 5.
74. См.: Жизнь валаамского монаха Германа, американского миссионера. СПб., 1894.
75. Мф. 11, 25.
76. Исх. 25, 18-20; 26, 1.
77. Исх. 25; 22, 8.
78. Откр. 19, 9-10.
79. Откр. 19, 10.
80. См.: Толкование на Апокалипсис святого Андрея, архиепископа Кесарийского. Музей Библии. Иосифо-Волоколамский монастырь, 1992, с. 159.
81. Ин. 20, 17.
82. Ин. 10, 30.
83. 1 Тим. 3, 16.
84. Мф. 28; 18, 20.
85. Мф. 7, 20-23.






Яндекс.Метрика