Пути в православие

Александр Дворкин

Датчанин

Как-то, едучи на катере из одного афонского монастыря в другой, я разговорился с соседом по лавке, светловолосым паломником средних лет. Он оказался датчанином, учителем средней школы. Узнав, что я на Афоне уже две недели и собираюсь пробыть еще столько же, он вздохнул: «Какой вы счастливый, что имеете такую привилегию! Я ведь неправославный и могу быть тут лишь четыре дня. Каждый год я езжу сюда на четыре дня уже много лет подряд. И ради этих четырех дней я живу весь год. Я хожу на все службы, стою в притворе, где многое слышно (в афонских монастырях инославным не позволяется присутствовать на богослужениях — в храмы можно заходить лишь в небогослужебное время), молюсь, как умею. Как я мечтал бы стать православным! Живу я на небольшом острове, где нет ни одного православного, а на всю Данию — один-единственный православный храм — в Копенгагене, за много часов пути от моего острова. А как можно быть православным и не жить церковной жизнью? Я рассказываю своим ученикам о Православии, а когда мы однажды поехали на экскурсию в столицу, я повел их в храм, чтобы они увидели живое Православие, а не знали бы о нем только из моих рассказов. Мы зашли в удивительную по красоте церковь, но нас тут же оттуда выгнали, сказав, что неправославным в храме делать нечего. Я понимаю, что такое поведение не имеет ничего общего с настоящим Православием, но детям это было очень сложно объяснить. Поэтому, наверное, лучше, чтобы они знакомились с Православием по книгам, чем вживую. Как вы считаете?»

Я был поражен верой и смирением этого человека. Вспомнились слова Христа о женщине сирофиникиянке, что и в Израиле Он не находил такой веры. Надеюсь и уповаю, что молитвы этого человека были услышаны, его мечта исполнилась, и он стал православным христианином. Ведь теперь в Дании уже три православных прихода: в Копенгагене и один в Орхусе, плюс монастырь на небольшом острове, и может быть, этот смиренный учитель мог переехать поближе к одному из них. 

Из баптизма в Православие

А вот мой давний друг Джеффри Макдональд обратился в Православие иначе. Наверное, об этом тоже стоит рассказать.

Джеффри — американец шотландского происхождения, из клана тех самых Макдональдов, по рождению, разумеется, принадлежал к пресвитерианской церкви — национальной церкви Шотландии. Родители его были не слишком церковными, но все же по воскресеньям водили его на службу и в приходскую школу. Джеффри с детства отличался от всей своей родни. Отец его был весьма успешным менеджером, и в семье была сильна предпринимательская жилка. А старший сын — тихий и книжный мальчик — главным смыслом жизни видел служение Богу. В пятнадцать лет Джеффри обратился в баптизм, увидев там искренне и горячо верующих людей. Он ничего не делал наполовину и, окончив школу, поступил в самый известный баптистский библейский Университет, где решил специализироваться на новозаветной археологии.

После второго курса Джеффри поехал в Палестину, где все лето работал на раскопках. И тогда он впервые задался вопросом: а когда же началось отпадение верующих от библейских принципов, о котором говорили ему учителя? Он решил провести собственное исследование. Каковым было первое поколение христиан после написания Нового Завета? Так Джеффри познакомился с посланиями ученика св. Иоанна Евангелиста — священномученика Игнатия Богоносца, епископа Антиохийского — одного из первых христианских богословов, принявшего мученическую кончину в царствование императора Траяна (107 г.). Епископа Игнатия арестовали в его родном городе, когда он был уже в весьма преклонном возрасте, и в узах повлекли в Рим, чтобы бросить на растерзание львам на арене цирка. По пути свт. Игнатий писал послания церквам в тех городах, через которые его проводили. Джеффри придирчиво проштудировал эти послания и убедился, что по духу они ничем не отличаются от библейских. Он перешел к следующему поколению и стал читать писания сщмч. Поликарпа, епископа Смирнского, младшего современника свт. Игнатия, также казненного римскими властями на арене цирка, но в его родном городе Смирне в 155-156 годах в возрасте 86 лет. Проконсул предложил ему похулить Христа и идти с миром. «Восемьдесят шесть лет я служу Ему, — отвечал Поликарп, — и никакой обиды не претерпел от Него. Как же я могу похулить Царя моего, Который меня спас?» И в его писаниях даже самому придирчивому взгляду придраться было не к чему — мученик Поликарп ни в чем не отходил от библейского духа.

Джеффри познакомился с трудами св. Иустина Мученика — первого христианского философа, интеллигента, который, получив блестящее образование, искал высшую мудрость по всему свету и нашел ее в христианстве. Он был казнен в Риме при императоре-философе Марке Аврелии между 162 и 168 годами. Далее мой друг стал читать труды сщмч. Иринея Лионского — малоазийского грека, ученика свт. Поликарпа, ехавшего в далекую Галлию и ставшего там епископом, миссионером и богословом. Он принял мученическую кончину в 202 году. И опять все эти писания были образцами библейской мысли, библейской веры и библейского духа. Так, шаг за шагом, молодой баптист дошел до сегодняшнего дня, до писаний святителей Игнатия (Брянчанинова), Феофана Затворника и современных православных богословов, и убедился, что библейская традиция, Предание никогда не прерывалось и живет в единой и единственной исторической Церкви Христовой. Так он стал православным, наконец, завершив свои поиски Церкви, в которой истинно служат Богу. Когда его принимали в Церковь, ему нарекли имя Серафим — в честь прп. Серафима Саровского.

Нужно сказать, что у Джеффри-Серафима на всю жизнь сохранились характерные для искренних баптистов честность и щепетильность — качества, к которым мы, православные, зачастую относимся, увы, весьма небрежно.

Когда он обратился в Православие, ему оставалось доучиться еще год в его баптистском университете. Ситуация осложнялась тем, что он при поступлении дал обязательство на все время обучения отказаться от употребления спиртного под угрозой изгнания из университета. Но в американских православных храмах запивка после причастия всегда состоит из вина с кипятком, и, принимая ее, он нарушал свое обещание. Поэтому он направился к ректору и подал ему докладную о том, что в силу изменившихся обстоятельств его жизни он не может более выполнять свое обещание в данном пункте, о чем формально ставит ректора в известность и оставляет дело на его усмотрение. К чести ректора нужно сказать, что он позволил Джеффри закончить курс.

Многие ли из нас обратили бы внимание на такую мелочь? Но жизнь состоит из мелочей, и Джеффри старался отвечать за себя и свои слова в каждой из них. Не о таких ли людях сказал Господь: «Добрый и верный раб! Ты был верен в малом, над многим тебя поставлю. Войди в радость Господина твоего!» (Мф. 25, 20)

Кальвинистский пастор

Наконец, история, связанная с обращением еще одного моего хорошего знакомого — голландца. Назовем его Тео Ван-дер-Хайек. Тео был сыном кальвинистского пастора из города Гааги. С детства он помогал отцу, играл на органе в его церкви. Когда мальчику было около пятнадцати лет, он впервые поехал в Париж. Гуляя по улицам французской столицы, он заметил необычное церковное здание, зашел туда и оказался в русском православном храме. Службы не было. На скамеечке сидел седобородый старец в черной рясе, который ласково поздоровался с юным голландцем. Так Тео познакомился с замечательным русским архиереем — епископом Александром (Семеновым-Тян-Шанским), кстати сказать, сыном знаменитого путешественника и первооткрывателя. Вскоре Тео принял Православие с именем Иоанн (в честь святого евангелиста Иоанна Богослова) и стал духовным чадом владыки. Отец, хоть и был недоволен выбором сына, не стал ему препятствовать (знаменитая голландская терпимость!), и Тео, закончив университет, дальнейшее образование получал уже православное (Свято-Владимирская духовная академия, аспирантура, докторантура).

С отцом моего друга я познакомился много позже, когда Тео заканчивал докторантуру в США (диссертацию он писал о прп. Симеоне Новом Богослове), а я проезжал через Голландию по пути в какую-то из Балканских стран. Тео, который в то время проводил каникулы дома, пригласил меня переночевать у них.

На пороге дома меня встретил бодрый и улыбчивый старичок, который, пожимая мне руку, спросил по-английски с сильным голландским акцентом: «Скажите, а вы тоже тринитарий?» Поскольку это был первый вопрос, который он задал мне после того, как Тео сказал ему мое имя, а также и из-за его акцента я сразу, что называется, «не въехал» и переспросил, что он имеет в виду. «Вы тоже верите в божество Христа?» — перефразировал свой вопрос старичок. «Да, конечно, я тринитарий», — ответствовал я. «Вот и мой сын такой же, — широко улыбаясь, сообщил мне пастор, а я — унитарий. Забавно, правда?» Тут мой ум вновь отказался зарегистрировать его слова, и я, решив, что ослышался, опять попросил его повторить. «Я не верю в божество Христа», — громко и как-то радостно информировал меня отец моего друга.

Действительно, в доме его не было ничего, что напоминало бы о профессии его хозяина — все-таки пастор как-никак! Ни креста, ни картины на библейскую тему, — ничего! Только на лестнице в узком витражном окне переливалась всеми цветами радуги шестиконечная еврейская звезда.

Тут я немножко понял ту готовность, с которой Тео обратился в Православие: сын пастора в нем впервые познакомился с настоящим христианством.

Сейчас он профессор в Свято-Сергиевском богословском институте в Париже.

Из книги: Александр Дворкин. Афонские рассказы. М., 2010.